До последней строки его не покидает уверенность, что каким-либо образом записи удастся переправить на поверхность.

Как и прочие рукописи подземного мира, он заключил листки пергамента в цилиндр из священного металла Ктулу, возможно, предполагая, что неземная магнетическая субстанция придаст веса его словам.

Несмотря на этот замысел, сам он почти утратил надежду когда-либо снова увидеть земную поверхность. Все известные выходы были или замурованы, или охранялись стражей, без колебаний пускавшей в ход дезинтеграторы. Вдобавок, среди всеобщего недоверия к внешнему миру, бегство Замаконы выглядело бы весьма двусмысленно. Оставалось только молить Бога, чтобы глубинные провалы не обнаружили другие европейцы: их участь могла оказаться совершенно иной.

Замакона пользовался привилегиями и благами, ибо был неоценимым источником информации. Однако и он не раз задумывался над тем, что ожидает его, когда правители Цатта решат, что он рассказал все? Инстинкт самосохранения подсказывал тактику выживания: Замакона стал немногословен, часто опускал детали и вообще делал все, чтобы создать видимость неисчерпаемости земного фольклора.

Другой опасностью, угрожавшей положению Замаконы, был его пристальный интерес к пропасти Энкай, протянувшейся в красноватых сумерках Йотта.

Сохранившиеся религиозные культы Кейнана постепенно склонялись к тому, чтобы запретить даже упоминание названия бездны. Исследуя руины Йотта, испанец тщетно пытался отыскать заброшенные выходы на поверхность. Эта неудача подтолкнула его заняться искусством дематериализации и проецированием – в надежде, что, может быть, таким путем он преодолеет толщу, сомкнувшуюся над головой. Скромные успехи были наградой за его труды: проецируя себя усилием воли, Замакона видел жуткие сны о долгом спуске в Энкай. Его рассказы об увиденном сильно встревожили жрецов Йиг- и Ктулукультов, и друзья посоветовали ему помалкивать об этих сновидениях.

К несчастью или наоборот – как знать? – благочестие побуждает испанца о многом умалчивать в рукописи. Немногословное изложение фактов оставляет широкое поле для догадок об обычаях, языке и истории кейнанцев, по которым можно было бы воссоздать картину повседневной жизни города. Покрыты мраком и чувства, двигающие поступками людей. Их внешние пассивность и миролюбие выглядят необъяснимо в смешении с паническим страхом перед внешним миром.

Располагая тайнами дематериализации и атомной энергии, они были бы непобедимы, решись на труд собрать армию и выступить в поход, как это делали их далекие предки. Очевидно, что цивилизация Кейнана слишком далеко продвинулась в сторону регресса; беспричинный бунт против механического распорядка, отказ от машин как источника зла не могли породить ничего лучшего.

Даже омерзительные культы и традиция развлечений имеют тот же корень. По свидетельству Замаконы, в минувшие эпохи в Кейнане господствовали идеи, сходные с идеями европейского Ренессанса.