За годы, проведенные под землей, он исследовал весь Кейнан, осмотрел заброшенные замки и автоматизированные города среднего периода развития на равнине Нитт и совершил пару спусков в залитый красноватым сиянием мир Йотта, чтобы тщательнее изучить циклопические руины неизвестных создателей. Чудеса техники, всевозможные механизмы – от одного их вида захватывало дух, но еще удивительнее были метаморфозы, производимые волей подземных жителей: дематериализация, рематериализация, реанимация – испанец богобоязненно осенял себя крестным знамением, наблюдая их. Хотя способность изумляться в нем сильно подточило обилие самих чудес, приносимых с каждым новым днем.

Однако чем дольше он оставался, тем больше желал вырваться обратно, ибо вся жизнь Кейнана основывалась на чужеродных и неприемлемых для землянина принципах. По мере углубления своих исторических познаний Замакона все отчетливее постигал внутренние побуждения, которым единственно повиновались жители Цатта. Однако, постигая их душу, он ощущал, как возрастает его неприязнь к ним. Свободные горожане были угасающей, но не потерявшей своей воинственности расой – само существование их представляло постоянную опасность для жителей поверхности Земли. Кровопролитные сны о сражениях, пытки, святотатство, постоянный поиск новых, более острых ощущений толкали их к пропасти упадка и всеобщего хаоса. Появление пришельца – Замакона ясно осознавал этот факт – только усилило их метания: не страх перед неизвестностью, но желание отправиться в поход, чтобы завоевать чужой мир, подстегивало их.

Дематериализация в Цатте стала своего рода развлечением; амфитеатры и башни часто являли собой картины, сравнимые разве что со средневековыми фантазиями о шабашах. Перевоплощения, омоложение и наоборот, стремительное дряхление, опыты с мертвецами, проекции сознания, призраки… Среди нарастающей скуки и беспокойства рука об руку шагали жестокость и воинственность. Невежество и суеверия взывали к жизни ужасы космических глубин, а поиски новых ощущений приводили к тому, что все большее число горожан предпочитало призрачное существование материальному – для этого было достаточно уменьшить амплитуду колебаний атомов, составлявших тело.

Однако все попытки Замаконы покинуть этот мир оканчивались безрезультатно.

Слова, убеждения были напрасны; это он познал на горьком опыте, хотя поначалу самолюбие его собеседников не позволяло им открыто сожалеть о его нежелании оставаться дольше. В году, определяемом в рукописи как 1543-й, Замакона предпринял первую серьезную попытку бежать через туннель, который ранее привел его в подземелье. Но изнурительное путешествие по заброшенной равнине и столкновение со стражей в темных переходах заставили его отказаться от последующих попыток в этом направлении. Чтобы поддержать умирающую надежду, примерно в это же время он начинает писать рукопись, используя милые сердцу старинные латинские буквы.