Очень слабый сплав металла с железом, золотом, серебром, медью и цинком формировал единый монетарный стандарт подземного мира в одну из эпох его развития.

Размышления Замаконы были прерваны отдаленным гулом, наполнившим все его существо необъяснимым ужасом. Ошибиться было невозможно: к башне неслось топочущее стадо. Паническое поведение индейца, следы и темная масса на горизонте – воспоминания заставили испанца поежиться от недобрых предчувствий. Не раздумывая, он бросился отыскивать убежище. Никакое стадо не стало бы забираться в заросли или руины, происходи это на поверхности земли, но здесь… какой-то неведомый инстинкт подсказывал Замаконе, что стены башни не защитят его от опасности.

Во всем помещении не было угла, где можно было бы спрятаться; единственной надеждой оставалась давно не использовавшаяся дверь, все еще прочно державшаяся на древних петлях. Земля, лианы и мхи присыпали ее основание, и Замаконе пришлось мечом прокапывать борозду под нижней ее половиной.

Однако, движимый страхом, он в считанные секунды справился с этой работой.

Грохот копыт нарастал, когда он начал тащить на себя приваленную к стене дверь, но чем сильнее становился его страх, тем слабее подавались спрессованные временем петли. Наконец, с резким скрежетом, дверь подалась и с новым рывком сильных рук испанца захлопнулась, отсекая грохот приближающегося стада. В наступившей тишине слабо потрескивал факел, воткнутый между плитами пирамидального алтаря. С внутренней стороны находился засов и, благословляя своих заступников-святых, перепуганный испанец поспешно задвинул его.

Наружные шумы поведали о дальнейшем. Нарастающий топот распался на несколько потоков; зеленая рощица заставила стадо замедлить бег и рассыпаться.

Однако животные приближались, и по треску ветвей было очевидно, что они кружат возле башни. В размеренности их поступи Замаконе почудилось нечто тревожное и отталкивающее; еще меньше ему нравились странные шорохи за стенами и массивной золотой дверью. Тяжело скрипнули петли, послышался звук удара, но дверь выдержала. Через мгновение, показавшееся вечностью, топот снаружи начал удаляться, и Замакона понял, что непрошеные гости убираются восвояси. Судя по тому, что стадо не выглядело многочисленным, было разумно покинуть укрытие через час или полтора, но Замакона решил не испытывать судьбу. Развязав рюкзак, он расположился биваком прямо на золотых плитах храма и, едва закрыв глаза, погрузился в непробудный сон. С запертой дверью, в безопасности, его не тревожил даже магический блеск зеленоватых глаз Ктулу, злобно выглядывавшего из темноты с вершины своего пьедестала.

В первый раз за все время – с тех пор, как он покинул туннель, – Замакона спал глубоко и долго. Он наверстал с лихвою потерянное за две предыдущие ночевки, когда нескончаемое сверкание неба не позволяло сомкнуть глаз, несмотря на усталость.