Чутье подсказало ему, что вот сейчас противник переступает порог рабочей комнаты, погружаясь в ее чернильную тьму.

С энергией, приданной ему смертельным страхом, Джонс совершил мощный неожиданный рывок из полулежачего положения, в котором его тащили по полу. В единый миг он высвободился из рук ошеломленного маньяка, а следующим ловким броском во тьму попытался схватить его за горло, но оно оказалось странным образом чем-то прикрытым. Завязалась отчаянная схватка не на жизнь, а на смерть. Единственным верным шансом Джонса на спасение была его постоянная атлетическая тренированность — безумный его противник, свободный от любых условностей честной игры или приличий и даже от инстинкта самосохранения, являлся сейчас слепой машиной свирепого разрушения, столь же грозной, как волк или пантера.

Место жестокой схватки во тьме обозначали порой только гортанные вопли маньяка. Брызнула кровь, затрещала разрываемая ткань, и наконец Джонсу удалось нащупать истинное горло противника, с которого была сорвана его призрачная, страшная личина. Джонс не произносил ни слова, вкладывая каждую каплю энергии в защиту собственной жизни. Роджерс пинался, бодался, щипался, кусался, царапался — и все же порой находил в себе силы, чтобы хрипло пролаивать отрывистые фразы. Большую часть его восклицаний составляли слова ритуального жаргона, полные обращений к «Нему», или к Ран Теготу, а в переутомленном мозгу Джонса они звучали отголосками дьявольского рыканья и лая, доносящихся откуда-то из бесконечных пространств. В смертельной схватке они катались по полу, опрокидывая скамьи, ударяясь о стены и кирпичное основание плавильной печи. До самого конца Джонс не мог быть уверен в собственном спасении, но все же настал момент, когда чаша весов перевесила в его сторону. Удар коленом в грудь Роджерсу сделал свое дело, сразу стало легче бороться, а минуту спустя он уже знал, что победил.

Едва способный владеть своим телом, Джонс все же поднялся на ноги и побрел вдоль стены, ища выключатели — ибо фонарик его был утерян с большей частью одежды. Пошатываясь от слабости, он волок за собой бессильное тело противника из боязни, что тот очнется и снова совершит неожиданное нападение. Найдя распределительный щиток, он долго шарил рукой, пока не нащупал нужный рубильник. Затем, когда оказавшаяся в диком беспорядке комната озарилась внезапным сиянием, он связал Роджерса всеми веревками и ремнями, которые только сумел найти. Личина недавнего приятеля — или то, что еще осталось от нее, — по-видимому, была сфабрикована из поразительно странного вида кожи. Какая-то тайная сила заставляла плоть Джонса трепетать, когда он касался ее, и от нее, казалось, исходил чужой, недобрый запах. Под личиной, в собственной одежде Роджерса отыскалось кольцо с ключами, и его-то измученный победитель в первую очередь и схватил — как решающий все пропуск в свободу.