В то же мгновение я увидел, что он находится в том странно возбужденном состоянии, какое было совершенно чуждо его природе передо мной стоял когда-то ужасно напугавший меня самоуверенный субъект, который, как сам Эдвард признался мне однажды, был никем иным, как вторгшимся в его тело иновоплощением Асенат. Я увидел тот же пылающий взгляд столь похожий на взгляд Асенат и старика Эфраима, тот же плотно сжатый рот, и, когда он заговорил, я смог различить в его голосе ту же угрюмую всепроникающую иронию космического зла Это была та самая тварь, что сидела за рулем моего автомобиля пять месяцев назад, человек, которого я не видел с того самого дня, когда он почему-то забыл позвонить в дверь нашим условным сигналом и породил во мне смутный страх и вот теперь он вновь вызвал во мне то же невнятное ощущение богомерзкой потусторонности и космического ужаса.
Он говорил о необходимых приготовлениях перед выпиской и мне ничего не оставалось, как соглашаться с ним, невзирая на удивительные провалы в его воспоминаниях о недавних событиях. И тем не менее я чувствовал, что тут что-то не так и что происходит нечто ужасное, ненормальное. Это существо вызывало у меня совершенно непостижимый ужас. Теперь он был совершенно в здравом уме, но точно ли это был тот Эдвард Дерби, которого я знал? Если нет, то кто или что это было и куда делся Эдвард? И надо ли было выпускать эту тварь на свободу или держать под замком? Или, может быть, следовало стереть его с лица земли? В каждом слове, изрекаемом этой тварью, было нечто сатанински-сардоническое а взгляд, в котором угадывался взгляд Асенат, придавал некую особенно омерзительную насмешливость его словам о близкой свободе, завоеванной ценой заточения в слишком тесном узилище. Должно быть, я не сумел скрыть своего, мягко говоря, замешательства и почел за благо побыстрее ретироваться.
Весь этот день и весь следующий я ломал голову над этой проблемой. Что же случилось? Чья же душа глядела на меня из чужих глаз Эдварда? Я ни о чем другом не мог думать, кроме как об этой ужасной загадке, и оставил все попытки заниматься своей обычной работой. На второй день из лечебницы позвонили и сообщили, что состояние выздоравливающего пациента не изменилось, и к вечеру я уже находился на грани нервного припадка это я могу откровенно признать, хотя окружающие потом будут утверждать, что именно мое тогдашнее состояние и повлияло впоследствии на мое поведение. На этот счет мне сказать нечего, кроме того, ведь невозможно объяснять моим помрачением ума все затем происшедшее.
V
Ночью после того второго вечера мною овладел неодолимый ужас и сдавил меня в объятьях черного панического страха, от которого я никак не мог избавиться. Все началось с телефонного звонка около полуночи. Я был в доме один, мне не спалось. Я сонно взял трубку в библиотеке. На другом конце провода, похоже, никого не было, и я уже собрался положить трубку и отправиться в постель, как мое ухо различило тончайший звук вдалеке.
|