Он двинулся по тропе, шедшей на северо-запад от Плейнфилд Пайк и огибавшей затем западное подножье Нентаконхонта, и вскоре взору его открылась идиллическая панорама чередующихся между собой лугов, старинных каменных стен, вековых рощ и разноцветных крыш. Находясь менее чем в трех милях от центра города, он уже имел возможность, подобно первым колонистам, наслаждаться видами старинной сельской Новой Англии.

Перед самым заходом солнца он взобрался на холм по крутой дороге, проходившей вдоль опушки старого леса, и с головокружительной высоты перед ним раскинулся ошеломляющий по красоте вид — мерцающие ленты рек, далекие леса, оранжевый край неба с огромным солнечным диском, медленно погружающимся в плотный слой перистых облаков. Войдя в лес, он увидел закат сквозь деревья, и повернул на восток, чтобы прийти туда, где он особенно любил бывать — на склон холма, обращенный к городу. Никогда прежде не осознавал он огромности Нентаконхонта. Этот холм был самым настоящим миниатюрным плато или даже плоскогорьем со своими долинами, гребнями и вершинами и меньше всего походил на обыкновенный холм. С небольших лугов на возвышенных частях Нентаконхонта он любовался поистине чудесными видами города, протянувшегося вдоль линии горизонта сказочными шпилями и куполами, как бы плывущими в воздухе, окутанными какой-то таинственной дымкой. Верхние окна самых высоких башен отражали свет. давно уже скрывшегося за горизонтом солнца, являя собой загадочное, странное и обворожительное зрелище. Затем он увидел, как в осеннем небе среди колоколен и шпилей плывет огромный круглый лунный диск, в то время как над переливающейся оранжевыми красками линией, заката сверкают Венера и Юпитер. Путь через плато был извилист — иногда он шел посередине, а иногда выходил на заросший лесом склон, откуда к равнине спускались темные долины, а огромные гладкие валуны на скалистых вершинах создавали на фоне сумерек образ чего-то призрачного и колдовского.

Наконец он добрался до хорошо знакомого места, где поросший травой край старого заброшенного акведука создавал иллюзию древней римской дороги. Он снова стоял на обращенном к востоку гребне, который помнил с самого раннего детства. Перед ним в сгущающихся сумерках, словно огромное созвездие, лежал сверкающий огнями город. Лунный свет проливался потоками белого золота, и на фоне блекнущего заката все усиливалось мерцание Венеры и Юпитера. Чтобы дойти до дома, надо было спуститься по холму к шоссе, по которому он смог бы возвратиться в свое прозаическое убежище.

Но все эти безмятежно проведенные часы не заставили Филлипса позабыть о том, что произошло в его комнате накануне вечером, и он не мог отрицать того, что по мере наступления темноты его нетерпение заметно возрастало.