В какой-то день на мертвенно-белые волны стало сыпать снег; снегопад непрестанно продолжался под белым, желтым и малиновым солнцем и под теми далекими маленькими рубинами звезд, которые бессмысленной роскошью рассыпались по ночам. Некогда приветливые воды многозначительно бормотали со мной и взирали на меня странным взглядом. Была ли тьма пейзажа отражением моих собственных мыслей, или мрак во мне был вызван тем, что находилось вовне – я не мог сказать. Как над берегом, так и надо мной распростерлась тень, подобная неслышно летящей над головой птице, чьи зоркие глаза отмечают на земле и на небе те образы, о которых мы и не догадываемся. Так и мы иногда внезапно смотрим вверх и обнаруживаем в том, что окружает нас, нечто до сих пор незримое.

Это произошло в конце сентября, когда в городе уже закрылись все гостиницы, где правила бессмысленный хаотический бал безумная фривольность и где опьяненные марионетки демонстрировали свои побрякушки летнего сезона. Они разъехались восвояси со своими приклеенными улыбками и неестественными гримасами, и в городе не осталось и сотни человек. Вновь красочные дома с оштукатуренными фасадами, расположенные вдоль побережья, были открыты беспокойному разрушительному ветру. По мере приближения того дня, о котором я хочу рассказать, во мне рос свет серой инфернальной зари, в которой я ощущал наступление какого-то темного чудотворства. До сих пор, это грядущее чудо пугало меня меньше, чем мои собственные продолжающееся ужасные воспоминания – меньше, чем иллюзорные намеки на нечто монструозное, таящееся позади великой реальности. Оно было более воображаемым, нежели тот страх, который я бесконечно испытывал перед тем прошлым днем ужаса, что, казалось, был все еще близок. Кажется, это произошло то ли 22, то ли 23 сентября (я точно не уверен – такая деталь выпала из моей памяти, поскольку этот эпизод невозможно упорядочить, о нем можно только догадываться, строить предположения). Будучи в смятении духа, я осознавал время лишь интуитивно – это осознание слишком глубоко, чтобы я мог его описать. В течение светлого времени суток я в нетерпении ожидал ночи; возможно, поэтому в моих глазах дневной свет мимолетно отражался в водной зыби. Это был день, о событиях в течение которого я ничего не помню.

Прошло довольно много времени спустя тот дикий шторм, который распростер тень над побережьем, и после некоторых неосознанных колебаний я решил покинуть Эллстон, поскольку стало холодно, и возврат к былой радости от пребывания здесь уже был невозможен. Когда мне пришла телеграмма (пролежавшая два дня в офисе Вестерн Юнион, прежде чем я был обнаружен его сотрудниками – столь мало известен я был в этом месте), сообщавшая, что моя заявка на конкурс одобрена и победила; и я назначил дату отъезда. Эта новость, которая раньше взбудоражила бы меня, теперь была воспринята мною с необычной апатией.