В ответ на это пришла телеграмма из Беллоуз-Фоллз следующего содержания:

«ВЫСОКО ЦЕНЮ ВАШ ПОРЫВ НО НИЧЕГО НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ НЕ ПРЕДПРИНИМАЙТЕ НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ САМИ ПОТОМУ ЧТО ЭТО МОЖЕТ ТОЛЬКО НАВРЕДИТЬ ОБОИМ ЖДИТЕ ОБЪЯСНЕНИЙ»

ГЕНРИ ЭЙКЕЛИ

Но это ничуть не прояснило дела, совсем наоборот. После моего ответа на телеграмму я получил записку от Эйкели, написанную дрожащей рукой и содержащую потрясающее сообщение, что он не только не посылал мне телеграмму, но и не получал письма. Спешное расследование, проведенное им в Беллоуз-Фоллз, обнаружило, что телеграмма была отправлена странным рыжеволосым мужчиной с необыкновенным, густым, монотонным голосом, каковыми сведениями и исчерпывалось то, что удалось выяснить Эйкели. Клерк показал ему оригинал текста телеграммы, нацарапанный карандашом, но почерк был совершенно незнакомым для моего коллеги. Он обратил внимание только на то, что подпись была неточной — Э-Й-К-Л-И, без буквы "Е". Напрашивались некоторые предположения, но охваченный несомненным кризисом, Эйкели не высказывал их.

Он сообщал также о гибели еще нескольких собак и приобретении других на замену, а также о ружейной стрельбе, которая стала неотъемлемой приметой всех безлунных ночей. Среди отпечатков когтей на дороге и на заднем дворе его фермы регулярно появлялись следы Брауна и еще одного-двух человек, обутых в ботинки. Эйкели признавал, что тут ничего хорошего нет и что ему пора поскорее переезжать к сыну в Калифорнию, даже если не удастся быстро продать дом. Но нелегко покидать то единственное место" которое ты считаешь по-настоящему своим домом. Он попробует еще сколько-нибудь продержаться; возможно, ему удастся отвадить непрошеных гостей — особенно если он открыто откажется от дальнейших попыток проникнуть в их секреты.

Я тут же ответил Эйкели, вновь предложив свою помощь, и еще раз высказал горячее желание приехать к нему, чтобы вместе убедить представителей власти в опасности сложившейся вокруг него ситуации. Его ответ содержал уже менее твердые возражения против моего плана, чем раньше, но он писал, что предпочитает немного переждать — чтобы привести свои дела в порядок и подготовиться к отъезду из отчего дома, которые стал почти смертельно опасным. Люди подозрительно относятся к его исследованиям, и лучше будет уехать потихоньку, не будоража окружающих и не порождая сомнений в его психической нормальности. На его долю выпало уже более чем достаточно испытаний, признавал он, но тем не менее ему хотелось бы уехать отсюда, сохраняя достоинство.

Это письмо я получил 28 августа и отправил в ответ максимально ободряющее послание. Очевидно, мое сочувствие имело свое действие, поскольку в следующем письме Эйкели выразил мне признательность и куда меньше сообщал о своих страхах. Вместе с тем, его письмо нельзя было назвать слишком оптимистичным, поскольку он выразил убеждение, чту страшные создания оставили его в покое лишь на время, видимо, на период полнолуния.