Он был не властен более над самимсобой. Неужели он все-таки расписался в книге Черного человека?

Потом слабое дуновение ветра донесло какие-то новые слабые звуки, доступные лишь его воспаленному, нечеловеческому слуху. Над дальними дорогами, полями и холмами летели эти звуки, преодолевая многие мили, но Джилмен сразу узнал их. То разжигали костры, и танцоры становились в круг. Как не отправиться туда?.. Но что же за сила завладела им? Увлечение математикой — древние предания — старуха Кеция — Бурый Дженкин... И тут он увидел, что в стене, недалеко от его кушетки, появилось новое отверстие. И гимны, доносившиеся издалека, и молитвы Джо Мазуревича на первом этаже перекрывал теперь другой звук: кто-то мерзко и настырно скребся за дощатой стеной. Лишь бы не погасла электрическая лампочка, успел подумать Джилмен. В эту минуту из отверстия в стене показалась зубастая бородатая мордочка (то была жуткая, издевательская копия лица старухи Кеции, понял, наконец, юноша), и тут же кто-то чуть слышно, неуверенно толкнулся в дверь.

Перед глазами возникла визжащая сумрачная пропасть, и Джилмен почувствовал, что силы оставляют его по мере того, как вокруг смыкаются бесформенные переливающиеся пузыри. Впереди несся маленький многоугольник со сторонами, сменяющимися, будто стеклышки в калейдоскопе; бурлящую пустоту вокруг пронизывали все быстрее следовавшие друг за другом и все повышавшиеся звуки — они составляли какую-то неясную мелодию, стремившуюся, казалось, разрешиться некоей неописуемой и невыносимой кульминацией. Похоже, Джилмен знал, что должно произойти — чудовищный взрыв ритма Вальпургиевой ночи, музыки космоса, вобравшей в себя всю силу брожения изначального пространства-времени; ритм этот таится глубоко в недрах материи, но иногда пробивается вверх в отмеренных слабых отзвуках, проникающих во всякий слой бытия; такие взрывы не проходят бесследно — они придают определенным периодам в сознании любого из миров всеобщий страх и ужасное значение. Через секунду перед его глазами возникла новая картина. Джилмен снова оказался в залитой фиолетовым светом тесной комнатке со сводчатым потолком и наклонным полом, с низкими сундуками, полными древних рукописей, скамейкой и столом, странными небольшими предметами и с треугольным отверстием в полу. На стене лежало что-то маленькое и белое — совершенно раздетый мальчик лет двух, видимо, без сознания. По другую сторону стояла мерзкая старуха со злобным взглядом; в правой ее руке сверкал нож с замысловатой рукояткой, а в левой ведьма держала необычной формы чашу из светлого металла, покрытую каким-то странным орнаментом, с тонкими ручками по бокам. Колдунья хрипло прокаркала слова какого-то заклинания — Джилмен не понял их, но он, кажется, встречал несколько фраз на этом языке в «Некрономиконе».

Глаза его постепенно привыкали к фиолетовому свечению; Джилмен увидел, что старуха наклонилась вперед и протянула через стол пустую чашу.