В тот момент я даже пожалел, что утерял во время бегства одно вещественное доказательство — сейчас я благословляю эту потерю, позволившую мне надеяться на иллюзорность моих ночных впечатлений. Дай Бог, чтобы эта дьявольская бездна никогда и ни перед кем больше не открылась.

Уингейт доставил меня в Перт 20 июля, отказавшись, однако, свернуть экспедицию и возвратиться в Америку вместе со мной. Он пробыл в городе до 25-го, дождавшись отплытия моего парохода. Сейчас, сидя в каюте «Императрицы», я снова и снова обдумываю случившееся и каждый раз прихожу к выводу, что по крайней мере он, мой сын, должен знать все. Последующая судьба этих записок будет зависеть только от него.

В то же время в расчете на возможного постороннего читателя, незнакомого с предысторией описываемых событий, я начал свое повествование издалека и вот только теперь подхожу к рассказу о том, что я увидел за несколько страшных часов, проведенных в ту ночь за пределами лагеря. Влекомый, казалось, какой-то неумолимой силой, я шел прямо на северо-восток по залитой лунным светом пустыне. То и дело мне попадались на глаза торчавшие из песка обломки монументальных сооружений — свидетели неизмеримо далеких времен и канувших в вечность цивилизаций. Один лишь вид этих чудовищных глыб действовал на меня угнетающе; я постоянно возвращался мыслями к своим снам, к дремучим легендам, служившим им первоосновой, и к навязчивым страхам, которые порождала эта пустыня в умах суеверных туземцев и даже многих местных жителей из числа европейцев. Я шел, не отклоняясь от взятого направления, как будто имел впереди обозначенную кем-то цель; дикие фантазии, неясные побуждения и обрывки псевдовоспоминаний кружились в моей голове сплошным хороводом. Я думал о странно знакомых мне очертаниях, увиденных однажды моим сыном с воздуха — я как— будто нащупал дверцу в глухой стене, перегораживавшей мою память, но чужая, неведомая сила препятствовала моему проникновению в запретную область.

Ночь была тиха и неподвижна, мертвенно-бледные валы песка плавно опускались и поднимались передо мной, как застывшие волны моря. Я продолжал двигаться строго по прямой, а между тем призраки снов, возникая из глубины моего сознания, выстраивали разбросанные по пустыне обломки в ровные гладкие стены; бесконечные комнаты и галереи гигантских доисторических зданий проходили перед моим затуманенным взором, резные символы и иероглифы пытались мне что-то сказать на забытом языке Великой Расы. Моментами мне казалось, что я вижу огромные конические фигуры, деловито перемещающиеся по просторным каменным залам, и тогда я не решался опустить глаза на свое, быть может, такое же безобразное тело. Одновременно я не переставал видеть бескрайнюю равнину, усеянную останками древних монолитов; свет луны сливался со светом круглых кристаллических ламп, а над пейзажем пустыни раскачивались ветви древовидных папоротников — сон и явь причудливо переплетались друг с другом.