Распахнув одно из окон, прикрытое в нижней своей половине шторой, он присел на край кровати и принялся размышлять над теми обстоятельствами, которые после стольких лет блужданий по свету вновь привели его в Данвич.
К тому же он порядком устал за этот день — дорога из Бостона оказалась довольно утомительной, а контраст между большим городом и уединением сельской местности угнетал и раздражал его. Более того, он смутно чувствовал слабые, почти неосязаемые признаки какой-то тревоги. Если бы Эбнер так не нуждался в средствах для продолжения своих зарубежных научных изысканий, связанных с исследованием древних цивилизаций южной части Тихого океана, он вообще бы едва ли приехал сюда. И все же семейные узы существовали, как бы ни пытался он их отрицать: вечно угрюмый и строгий, старый Лютер Уотелей по-прежнему оставался отцом его матери, и именно сейчас внук должен был следовать голосу их общей крови.
Из окна спальни казалось, что Круглая гора находится совсем близко, и сейчас он ощущал ее присутствие так же отчетливо, как и тогда, в далеком детстве, когда засыпал в комнате наверху. Деревья словно давили своими буйными кронами на дом, а с одною из них в потемневший от сгустившихся сумерек спокойный летний воздух неожиданно прорвалось глухое, похожее на звуки колокола уханье совы. Несколько минут он, странно очарованный показавшимся ему привлекательным голосом птицы, лежал. В мозгу вертелись тысячи мыслей, теснились мириады воспоминаний. Он снова увидел себя маленьким мальчиком, которому всегда было чуточку страшно играть в этих наполненных смутными предчувствиями местах, куда так приятно приезжать, но покидать которые несоизмеримо приятней.
Внезапно он поймал себя на мысли, что непозволительно вот так просто лежать, какой бы расслабляющей ни казалась окружавшая его обстановка, Прежде чем покинуть эти места, ему предстояло сделать массу дел, и он попросту не мог позволить себе ни часа праздного времяпрепровождения: надо было приступать к исполнению возложенных на него весьма туманных, но все же непреложных обязательств, а потому он поднялся с кровати, взял лампу и принялся обследовать внутреннее убранство дома.
Из спальни Эбнер направился в столовую, которая располагалась возле кухни и представляла собой комнату, обставленную жесткой, неудобной, также изготовленной вручную мебелью, а оттуда прошел в небольшую гостиную, своей меблировкой и общим убранством скорее напоминавшую интерьер не столько девятнадцатого, сколько восемнадцатого века. Судя по отсутствию пыли на предметах, Эбнер предположил, что двери в эту комнату закрывались намного плотнее, чем во все остальные помещения дома.
|