Этот человек, очевидно, был очень взволнован и встревожен чем-то, причем явно неадекватно, однако трудно было представить, чтобы его обеспокоенность являлась совершенно беспричинной. Он излагал свои соображения настолько конкретно и логично, но тем не менее его история удивительным образом совпадала с некоторыми старыми мифами и даже — с самыми фантастическими индейскими легендами.
Как то, что он действительно слышал какие-то голоса на холмах, так и то, что он нашел черный камень, о котором упоминал в письме, было вполне возможным. Однако те безумные предположения, которыми он сопроводил упоминание о голосах и камне, были, по всей видимости, внушены ему человеком, утверждавшим, что он является шпионом потусторонних существ, тем самым человеком, который впоследствии покончил с собой. Легко было предположить, что самоубийца являлся по-настоящему сумасшедшим, но смог при этом заставить наивного Эйкели — к тому же подготовленного к этому своими фольклорными изысканиями — поверить в его бред. Что же до его последних соображений, то было похоже, что невозможность нанять себе прислугу объясняется тем, что невежественные соседи Эйкели, так же, как и он, убеждены в том, что его дом по ночам осаждают сверхъестественные чудища. Собаки, разумеется,'тоже лают по-настоящему.
Наконец, что касается записи фонографа, то я не сомневался, что либо это были звуки, издаваемые животными и напоминавшие человеческую речь, либо же звуки эти издавало некое скрывающееся среди холмов человеческое существо, которое деградировало по какой-то причине до животного состояния. Тут мои мысли обратились к черному камню с иероглифами. Да, и что могли содержать фотографии, которые Эйкели намеревался мне выслать и которые старожилы нашли столь пугающими?
По мере того, как я раз за разом перечитывал письмо, меня не покидало ощущение, что мои оппоненты располагают данными, более серьезными, чем я предполагал ранее. В конце концов, в этих заброшенных, необитаемых местностях, близ холмов, могли обитать какие-то странные уродцы, жертвы дурной наследственности, хотя, разумеется, они и не были чудовищами со звезд, как утверждали легенды. И если они существуют, то присутствие странных тел в бурных потоках становится вполне объяснимым. И я начал испытывать чувство стыда от того, что сомнения в прежней моей правоте породило нечто столь эксцентричное, как письмо Генри Эйкели.
В конце концов, я ответил на письмо Эйкели, взяв при этом тон дружелюбного интереса и попросив дополнительных подробностей. Ответ его пришел почти немедленно; и в конверте было несколько фотографий, иллюстрирующих то, о чем он рассказывал. Глянув на эти фотоснимки, я ощутил удивительное чувство страха и прикосновения к чему-то запретному; ибо, несмотря на неясность изображений, они обладали дьявольской внушающей силой.
Чем больше я смотрел на них, тем больше убеждался в том, что моя серьезная оценка Эйкели и его истории была вполне оправданной.
|